За месяц до Пасхи несколько учениц из нашего 10-го класса женской школы, в том числе и я, решили пойти в церковь принять причастие. Грехов больших за нами не водилось, но приближались выпускные экзамены и хотелось попросить у Бога счастья и удачи.
Молодёжь в 50‑е годы часто можно было увидеть в храме. В те годы нас еще не выслеживали возле церквей из райкома комсомола. Это пришло позже, уже при Хрущёве.
Накануне выходного дня мы узнали, что одна из учениц пойдёт со своей бабушкой на причастие, и с нетерпением ждали её в понедельник, чтобы узнать, как это происходило.
— Ой, девчонки! Какого красивого молодого батюшку прислали в церковь! — усаживаясь за парту, радостно сообщила наша подружка. Мы обступили её.
— Я как увидела священника, так и ахнула, — рассказывала девушка. — Высокий, чернобровый, с красивыми серыми глазами. Он долго расспрашивал меня, грешна ли я, а какие у меня грехи? Разве что немного обманешь бабушку, чтобы пустила погулять.
Мы верили ей, так как и сами были такими же. Не скрою, нас уже волновали молодые люди, и случайные поцелуи кавалеров, провожающих со школьного вечера. Но в основном мы были чисты и наивны. А когда в классе заходил разговор о ребятах, то он принимал примерно такой характер: «А он что? Ха-ха-ха! А ты как? Ха-ха-ха! Ну как, поцеловались? О, интересно!» — и всё в таком роде. Вот и весь грех.
После рассказа соученицы количество желающих пойти в церковь увеличилось. И в ближайшее воскресенье мы собрались в храме на Новом поселении, в этом районе мы жили и учились.
Церковь была небольшой, но уютной и украшенной старинными иконами. К сожалению, в 60‑х годах её и прилегающее к ней кладбище снесли, а на этом месте построили Дворец спорта.
Когда вошли, шла служба. Народу было много. Прихожане молились, кланялись, некоторые стояли на коленях, страстно прося у Бога чего-то.
Мы мало понимали из того, что читал священник, и в ожидании окончания службы изредка крестились и шушукались. Старухи на нас цыкали, называя кобылицами, которым место не во храме. Но мы с собой ничего не могли поделать. Молодость и энергия из нас пёрли, как шампанское из тёплой бутылки.
Наконец служба окончилась, и священники приступили к обряду исповедования и причастия. Две исповедальни были обустроены небольшими фанерными перегородками по обе стороны клироса, а ниже на ступеньках стояли служители церкви с золотыми чашами, в которых было вино с кусочками просфоры. Прихожане после исповеди подходили к этим чашам и причащались. Согласно вероучению, причащающиеся приобщались ко Христу, вкушая хлеб и вино, которые превращались в его тело и кровь. У меня в жизни это было первое причастие.
На исповедь мы, конечно, встали к молодому человеку. А чтобы не было заметно, рассредоточились в очереди среди старушек.
Подошла моя очередь. Батюшка накрыл мне голову какой-то материей и, положив на неё руку, стал задавать вопросы: как зовут, грешна или нет, слушаюсь ли родителей, и многие другие. Вторая его рука, поддерживая моё плечо, почему-то слегка вздрагивала. Наверное, нервный, — машинально подумала я, как под гипнозом отвечая на его вопросы. В эти минуты что-то очень важное и торжественное происходило со мной. А когда священник сказал, что отпустил мне грехи и можно идти, я забыла, что хотела его разглядеть, и помчалась за церковь, где договорились встретиться с девчонками.
Каждая из нас делилась своими впечатлениями о молодом мужчине, и только мне, которую многие считали не робкого десятка, нечего было рассказать. Одноклассницы стали надо мной подшучивать, и это злило. Тогда решила пойти на исповедование по второму кругу. Мне не поверили, что могу такое совершить, но тут уж дело пошло на спор.
Когда же я предстала перед очами священника во второй раз, он с удивлением уставился на меня и произнёс:
— Дочь моя! Вы же недавно исповедовались!
— Нет, батюшка, в первый раз, — дрогнувшим голосом соврала я. И вдруг, не выдержав, расплакалась и всё ему рассказала.
Священник затрясся от беззвучного смеха, а потом, выдержав паузу, нежно коснулся губами моего уха:
— Пусть Бог простит этот грех, как я прощаю Вам его. Вы очень славная и непосредственная девушка, и дай Бог, чтобы этим никто не воспользовался во вред Вам. Идите с Богом.
Красная, как варёный рак, не смея причаститься повторно, протолкалась я сквозь строй старушек, которые с интересом смотрели на меня. А одна ехидно проговорила мне вслед: «Вишь, вертихвостка, какая красная выскочила от батюшки! Наверное, грехов на ней — как на собаке блох! Прости мя, Осподи!»
А мне захотелось повернуться к ней и закричать: «Да не грешна я, бабушка!»