БЕЗ ВАЛИДОЛА, НО ЗАТО С ЯПОНЦЕМ

В Берлине, в отеле «Беролина», где мы, туристы, остановились, внезапно отключился лифт, и я застряла где-то между этажами, да не одна, а с японцем, который проживал в этой же гостинице.

По динамику на немецком языке объявили, что неисправность скоро устранят, и мы, улыбнувшись друг другу для поддержки духа, стали ждать, когда заработает лифт, а заодно и познакомились.

Всё было бы ничего, если бы не моё больное сердце. Воздуха стало не хватать, а валидол, который всегда старалась носить с собой, забыла в номере. Кроме всего прочего, я не переношу замкнутого пространства, сразу появляется страх и удушье.

Через несколько минут чувствую, что мне становится плохо, не хватает воздуха. Извинившись перед соседом, я стала расстёгивать шерстяную кофточку. У японца от удивления стали шире глаза, а на лице появился испуг, когда я для притока воздуха немного распахнула кофту. Под ней, кроме бюстгальтера, ничего не было.

Опустив глаза, мужчина стал вдруг развязывать галстук и расстёгивать рубашку. «Ну, всё! — подумала я. — Наверное, и ему плохо. Умру я — в моей стране спокойно переживут такую потерю, а вот если японец — будет международный скандал». Минут пять мы простояли молча: я в полураспахнутой кофте, а сосед в расстёгнутой рубашке.

Вдруг чувствую, подкатывает очередная волна удушья. Что делать? А что если расстегнуть бюстгальтер, чтобы легче было дышать? Чёрт с ним, со стыдом. Стыднее умереть от условностей.

Но когда я сделала это, произошло такое, что заставило на миг забыть о больном сердце.

Залопотав что-то на своём языке, мужчина стал нервно расстёгивать брюки.

— Что Вы делаете?! — в ужасе вскрикнула я по-русски, забыв, что он его плохо знает.

— Но мадам хосит секс? — с извинением в голосе проговорил японец.

— Какой секс?! У меня с сердцем плохо, не хватает воздуха! — сказала я на плохом английском языке и выругалась на очень хорошем русском.

И вдруг он понял свою оплошность. Лицо его покрылось розовыми пятнами, и мужчина стал лихорадочно приводить себя в порядок. Потом, сложив руки на груди, как божок, стал часто-часто кланяться мне, что-то лопоча при этом. Так он и прокланялся, пока не включили лифт.

Разошлись мы с ним на этаже, не глядя друг на друга.