29. ОТЪЕЗД

Характер Рыжика окончательно испортился. Он стал раздражите­льным и нетерпимым. По каждому пустяку шипел и фыркал на нас с мужем. Это началось с того момента, когда мы стали укладывать вещи. Кот понял, что его оставляют, и озлобился.

За неделю до отъезда решили с ним сфотографироваться на память, но он орал и вырывался. Все его существо протестовало против лю­дей, которые его бросают.

Но вот последняя ночь в городке. Каждый из нас ворочался и не мог уснуть. Лезли разные мысли: о доме, о дороге, как устроится наша жизнь в Союзе, но основная – о Рыжике. Если бы кто знал, как было больно его оставлять!

А накануне отъезда ночью он не пришел «ужинать». Не было его и утром. Мы пытались искать, но не могли найти. Возможно, кот сидел где-нибудь на дереве или под вагончиком и со слезами

смотрел, как мы его предаем. Ведь животные порядочнее людей!

К девяти утра подали автобус, нужно было грузить вещи. В автобусе уже сидели двое рабочих, уезжающих в отпуск. Ситуация была из неприятных: нас ждали, а мы искали кота. Пришлось смириться и уезжать. Ахмет упросил мужа разрешить ему отвезти нас в аэропорт машиной.

Бросив прощальный взгляд на наше жилье и городок, мы помчались навстречу новым событиям в жизни.

В аэропорт прибыли вовремя, но там объявили, что наш рейс откладывается из-за технической неисправности самолета – разгерметизировалась одна из дверей (слава Богу, что не в полете!). Мучительное ожидание в небольшом вокзале продлилось 7 часов. Голодные и уставшие, мы со страхом наблюдали, как таможенники безжалостно «расправлялись» с багажом пассажиров других рейсов. Горы аппаратуры, чая. джинсов и других вещей росли, как на дрожжах. Из вещей разрешалось провозить только по одному изделию. Аппаратуру и продукты питания вывозить из страны запрещалось. У нас было то и другое.

Муж меня тихонько «пилил», что по моей вине истратили деньги впустую. «Ты смотри, – говорил он, – как шуруют арабы. Неужели стоило глотать тонны песка, чтобы заработанные деньги оставить на таможне?» Я слушала его, успокаивала, а у самой болела душа.

Отправив все рейсы, кроме нашего, таможенники ушли пить кофе. Шел седьмой час нашего ожидания в аэропорту. Никто нами не зани­мался, и я решила выяснить, когда начнется досмотр наших вещей.

Подойдя к пившим кофе ливийцам, поздоровалась на арабском язы­ке, приложив руку к сердцу, как здороваются в Ливии, показывая, что приветствие идет от сердца. Пожелала им приятного аппетита и изви­нилась, что побеспокоила.

Таможенники ответили на мое приветствие, и спросили куда лечу. Я ответила, а заодно и выяснила когда будет досмотр багажа. Затем сказала, какая у них замечательная страна и добрые люди, и что жаль расставаться со всем этим. Слова мои были правдивы и шли от души.

Один из них, вдруг оставив недопитым кофе, поднялся и спросил, где мои вещи. Я со страхом показала на наши девять сумок, стоявших в очереди для досмотра.

Таможенник подошел к ним и мелком начертил на них какие-то «за­корючки», а военному, пропускающему пассажиров к самолету, ска­зал, что эти вещи пройдут без досмотра.

– Ну, мадам! – только и сказал Костя, разводя руками. А стоявшие на досмотр пассажиры с завистью посмотрели на нас. Среди них было много арабов.

Когда сели в самолет, муж спросил, как это мне удалось? Я пожала плечами. Сама удивляюсь, почему так поступил таможенник, наверное, просто повезло.

Пока мы переговаривались с мужем, не заметили, как самолет ото­рвался от земли и, набирая высоту, понес нас домой. Прощай, Рыжик! Прощай, Ливия!