11. ЛЮБИМАЯ ПИЩА КОТА

Как и все коты, Рыжик любил мясо. Молоко и сливки лакал, когда хотел пить, а борщи, супы и каши не баловал. Только появлялся на пороге, как тут же орал: «Мя-я-са!» – получалось у него. А когда хотел есть, ор был такой, что вагончик ходил ходуном. От злости начинал меня кусать, на что я возмущенно говорила: «Что же ты кусаешься?! Я тебя кормлю, ухаживаю за тобой, спасаю от собак, а ты меня оби­жаешь?»

Он тут же перевоплощался и начинал тереться о ноги или лизал мне руки, если сидели рядом. Каждый раз, поедая мясо, кот выдавал та­кую гамму звуков, что они превращались в концерт, который без сме­ха нельзя было слушать.

Трапеза начиналась с подвывания и шипения, которым Рыжик пре­дупреждал: «Не подходить! Все равно не поделюсь!» И не дай Бог мимо его тарелки в это время кому-нибудь пройти! Тут тебе и рык тигра с размахиванием лапой, и шипение змеи, и строгое «535-е китайское пре­дупреждение» и еще чёрти что, которое невозможно описать. А поел – и опять паинька-кот: ласковый, игривый и подхалимный.

Когда мы с мужем садились за стол, котенок тоже подходил к своей тарелочке – любил есть в одно время с нами. Однажды, поев мяса, попросил добавки. Видя, что на него не обращают внимания, носом подвинул тарелочку ближе к столу. Но вместо мяса получил кусочек хлеба, который сгоряча съел с большим аппетитом, а, опомнившись, отошел и стал плеваться. Мы хохотали от души.

Фу, черт, какая твердая! Не поломать бы зубы!

А какая вкусная! Не зря стоял на лапках!

Как и большинству животных, коту не чужда была такая черта, как жадность. Иногда, чтобы другим не досталось, ел все, что не любил.

Как-то, придя с работы, у порога увидела двух котят, которые игра­ли с Рыжиком. Я всем троим дала по кусочку свежего хлеба. Но толь­ко котята приблизились к хлебу, как на них ураганом налетел их дру­жок, залепил им по оплеухе, а сам с жадностью съел весь хлеб. Я воз­мутилась его хамством.

Или другой случай. Приготовила вермишель с маслом. Сели ужи­нать. Часть приготовленного положила на тарелочку и Рыжику. Он подошел, понюхал и отошел с ворчанием: «Ешьте сами!» Мы с мужем ели вермишель, расхваливая ее на все лады: и причмокивали, и зака­тывали глаза от удовольствия, в общем, работали на «публику», хотя блюдо было действительно вкусным.

Кот сидел рядом, внимательно следя за нашими лицами и разго­ворами. Подморгнув мне, муж сказал: «Ну, до чего же вкусно! А мож­но я съем и с тарелочки Рыжика?» Чадо, рыкнув, тут же побежал х своему блюдцу и быстро съел все, что там было, и радостный, что опе­редил Костю, стал умываться. А мы сидели и смеялись.

В январе Рыжик сам добыл мясо – поймал свою первую мышь. Я из-за своей близорукости сначала не поняла, с чем он играет в сухой листве, и протянула к нему руки. Но, разобравшись, чуть не упала в обморок. Как и многие женщины, очень боюсь мышей.

Чем старше становился Рыжик, тем больше ему требовалось мяса, а оно в Ливии стоило дорого, и не всегда было в магазинах. Страна только начинала развивать свое сельское хозяйство. И мне пришла умная мысль – покупать для кота не чистое мясо, а ливер, который продавался по дешевой цене. Однако муж не соглашался ездить за покупками такого рода. Не станет же он объяснять арабам, что это для кота.

–   Если хочешь, покупай сама, – заявил мне Костя. Пришлось без него ездить в магазины. Но тут я натолкнулась на языковый барьер.

Я сносно знала немецкий, чуть-чуть говорила по-французски, а муж хорошо владел английским, но ливийцы признавали только свой – арабский. У них даже указатели на дорогах писались только на их языке.

Выручал шофер мужа, который свободно объяснялся на арабском. Звали его Валерий.

Я злилась на саму себя: «Что же это я? Человек с высшим обра­зованием, а как недотепа: «Валера, а что он сказал? Валера, спро­сите, пожалуйста, про то, про это и т.д.»

У нас на контракте было девятнадцать переводчиков. Я выписала у них из методических пособий необходимые слова для обиходной речи, и каждый день, как «Отче наш», учила их утром и вечером, что было непонятно – консультировалась. И уже через две недели, без помощи Валерия, свободно говорила с арабами. Я, конечно, представляю, ка­кое смешное было у меня произношение, но меня понимали, а я – их.

В Ливии уважали иностранцев, знающих язык их страны. И в ма­газинах обслуживали с большей душевностью, чем своих. Знание арабского языка очень мне пригодилось при отъезде из Ливии. Но об этом расскажу позже.