Когда я слышу, что где-то идет война, я сопереживаю ее с тем народом, на долю которого она выпала, и проклинаю тех, кто ее начал. Как тяжело людям во время войны, знают только те, кто пережил и переживает этот ад.
Расскажу один эпизод из такой жизни.
Стоял март 1943 года. Страшное зрелище представлял собой разрушенный Ростов. Но освобожденный от немцев город постепенно оживал: на улицах безбоязненно появлялись люди, возрождались предприятия, школы, кинотеатры. Оживлялись рынки.
Нa “пятачке” Новопоселеновского базара (там, где сейчас фонтан Дворца спорта) торговали всякой всячиной, но, в основном, ходовым товаром: хлебом, водкой и папиросами. Среди взрослых продавцов толкалась и я – худенькая, как былинка, девятилетняя девочка, сжимающая в детских руках бутылку с водкой.
Материнский жакет, подпоясанный отцовским ремнем, и старенькие резиновые ботики, из дыр которых торчали портянки, согревали плохо. Не помогал даже пуховый платок, завязанный для тепла на спине.
Ежась от холода, я с мольбой и надеждой взирала на каждого покупателя. Но взрослые одни с удивлением, другие – с сочувствием смотрели на маленького продавца. А некоторые, проходя мимо, щелкали “шалобаном” по платку. Однако я не обращала на это внимание – нужны были деньги на хлеб и молоко.
Беда пришла внезапно – тяжело заболела мама. Несколько дней у нее была высокая температура, а однажды, позвав меня, сказала, что умирает – и просила сберечь себя и сестренку. И потеряла сознание.
Посадив сестру в кроватку, побежала за соседями, которые во время болезни мамы заходили к нам и помогали, чем могли. Они пришли, поговорили между собой, что, если бы найти врача, может, мать и выживет, и ушли. Их не осудишь – у каждого было тогда свое горе: похоронки, голод. На улицах, иногда прямо на снегу, сидели пухлые от голода люди. При немцах таких расстреливали. А брат отца, не воевавший по возрасту и живший в Ростове, старался не контактировать с нами, чтобы не обременять себя лишними заботами. Зато были хорошие соседи.
Попросив соседку присмотреть за больной и сестренкой, я выбежала на улицу и, плача, останавливала каждого прохожего в надежде узнать, где найти врача. Наконец, мне подсказали, что в районе “18-ти” домов Рабочего городка живет тот, кто мне нужен и объяснили как найти. Это было в нескольких кварталах от нашего дома.
Детские слезы так тронули женщину-врача, что она тут же поспешила на помощь. Осмотрев больную, сказала, что болезнь похожа на возвратный тиф, но без нужных лекарств ей не выздороветь.
Я открыла платяной шкаф, где висело несколько хороших вещей, и предложила любую, только бы спасти маму. Врач покачала головой: “Вещи не помогут. Было бы золото, его можно было бы поменять на лекарство”. Тогда я сняла с мамы кольцо и отдала женщине, которая тут же ушла. Соcедка, узнав об этом, выругала меня.
Шло время, мама в сознание не приходила и только в беспамятстве что-то выкрикивала. Часа через полтора вернулась врач с какими-то черными порошкам. Растворив один из них в воде, осторожно влила в рот бредившей. Не прошло и часа, как больная покрылась обильным потом и слабым голосом спросила, что с ней.
– Ну, слава Богу! Теперь вы жить будете! – обрадовалась врач. Оставив остальные порошки и объяснив, как их принимать, ушла, обещав наведаться. К сожалению, мы ее больше не видели: какой-то мерзавец ее застрелил.
И я осталась одна с больной матерью и годовалой сестренкой, которая месяц назад стала на ножки и первыми словами которой были: “Ма-ма!” и”Дай-дай”! Слово “Нет” для нее не существовало, да и мне до болезни матери не ведом был голод и откуда берутся продукты. Но теперь я знала, что кое-какие запасы круп имелись в доме, а вот хлеб и молоко, так необходимые для больной и сестрички, надо было теперь покупать. Но за что?! Но и тут выручили соседи.
Одна из соседок, торговавшая на базаре водкой, предложила мне помогать ей. За каждые проданные мною 5 бутылок водки обещала давать деньги на буханку хлеба и литр молока. Так девятилетний ребенок оказался на рынке.
Прошла неделя. Мама потихоньку стала подниматься, но была очень слаба. А я полностью освоила хитрости торговли. И уже без присмотра соседки справлялась с ролью продавца, пока не случилось “ЧП”, положившее конец торговой карьере.
В тот день торговля шла вяло. До обеда было продано 4 бутылки, а пятую никак не могла продать. В глазах стало темнеть, то-ли от сумерек, нависших над городом, то-ли от голода. Но ответственность за ждавших дома заставляла все настойчивее обращаться к случайным покупателям.
Наконец, ко мне подошел молодой щеголь в кожаном плаще, какие носили немецкие офицеры, и, взяв бутылку, сказал:
– Я бы ее купил, но деньги у меня на работе, в кинотеатре “Красный Маяк”, где я работаю директором. Если хочешь, пойдем, я тебе там отдам.
Это было почти рядом, и я согласилась. Но по дороге мужчина вдруг вспомнил, что деньги он отдал родственнику, который живет в бараке в двух кварталах от кинотеатра и он сейчас за ними сходит.
– Не надо мне ваших родственников, отдайте водку!
Но покупатель продолжал идти. Вокруг не было ни души, кто бы смог помочь. И я, как бродячая собака, поплелась за человеком. Замерзшая и голодная, я уже тупо соображала что делаю. Одна мысль не давала покоя: дома ждут с продуктами, а на дворе была уже ночь.
Подойдя к бараку, щеголь, как призрак, растворился в нем, и, судя по тому как долго его не было, не думал выходить. И тогда я решила войти в барак.
В коридоре было темно и пахло мочой. Постояв немного, я увидела полоску света. Открыв наощупь дверь, я очутилась в грязной комнате, за столом которой распивали водку (очевидно, мою) женщина, подросток и мой покупатель. Все трое с удивлением, как на привидение, уставились на меня.
– Дядя! А где же деньги?! – устало спросила я,- У меня же дома мама больная и сестра голодные.
Разгоряченный водкой, без плаща, мужчина выглядел уже не щеголем, а каким-то чудовищем, подскочившим ко мне.
– Ну что ты ходишь за мной, как тень?! – прошипел со свистом он у моего уха, – Нету у меня твоей водки! Мы ее выпили! И денег нету! А если не отстанешь, мне придется тебя убить. Уходи, пока я добрый.
От этих слов я окаменела. И вдруг на меня напал страх. Я поняла, что чудовище не шутит. Не помню, как выскочила из барака и бросилась бежать. Луна висела уже высоко и освещала путь. А до дома было далеко. Но останавливалась я только чтобы перевести дыхание и снова бежала.
У калитки ждала мама. Не выздоровевшая и ели державшаяся на ногах, она обняла меня и расплакалась от счастья, что я жива.
Только в объятиях матери почувствовала я себя, как в крепости. А когда успокоилась, то рассказала, что со мной произошло. С расширенными от ужаса глазами смотрела на меня мама.
– Да зачем же ты пошла за ним?! Бог с ними, с деньгами! Он же мог тебя убить или надругаться над тобой!
Но я тогда этого слова еще не понимала. А когда стала взрослой и вспоминала тот случай, задавала себе вопрос: “Что же или Кто меня тогда спас от беды?”